Дорога славы [Дорога доблести] - Роберт Хайнлайн

На этот раз Руфо, шатаясь, подошел к своей животине, обнимая каждой рукой по красотке и держа в каждой руке по бутылке, затем, после крепких поцелуев еще примерно с дюжиной, был поднят в седло и закреплен в положении отдыха. Он тут же уснул, захрапев еще до того, как мы тронулись.

На прощание меня поцеловали несчетное количество раз, причем у некоторых не было никаких оснований делать это так страстно, ибо я был всего учеником на Героя, все еще начинающим это ремесло. В общем-то это неплохое ремесло, невзирая на ненормированный рабочий день, профессиональные опасности и совершенно никаких гарантий жизни; у него есть побочные доходы, открывается много вакансий и возможность быстрого продвижения по службе для человека напористого и не отказывающегося повышать квалификацию. Доралец казался мной вполне доволен.

За завтраком он воспел мою недавнюю доблесть в тысяче сложнейших строчек. Но я был трезв и не допустил, чтобы его хвалы наполнили меня мыслями о собственном величии; я уже понимал, что к чему. Очевидно ему все время что-то чирикала в ухо пташка – только чирикала она неправду. Даже Джон Генри, Стальной Человек, не смог бы сделать того, что, как гласила она Джоко, сделал я.

Но я принял ее, придав своим чертам каменно-благородное выражение, потом встал и выдал «Кейси у биты», вкладывая все сердце и душу в: «Мощный Кейси тут как ахнул!»

Стар дала этому свою интерпретацию. Я восхвалил (как пела она) женщин Дорала, причем мысли в это вкладывались такие, которые обычно связываются с Мадам Помпадур, Нелл Гвин, Теодорой, Нинон де Ленкло и Рэйнджи Лил. Она не стала поминать этих знаменитых леди; вместо этого она дала точные описания, в невианских панегириках, которые покоробили бы и Франсуа Вий она.

Так что мне пришлось выходить на «бис». Я преподнес им «Дочь Рейли», потом «Бармагист», да еще с жестами.

Стар истолковала мое исполнение по духу; она сказала то, что сказал бы я, если бы я был способен импровизировать поэзию. Ближе к концу второго дня я наткнулся случайно на Стар в парилке помещичьих бань. На протяжении часа мы, завернувшись в простыни, лежали на стоящих рядом каменных плитах, пропариваясь и восстанавливая мышцы. Наконец я выпалил ей, какое изумление – и восторг – я чувствовал. Я сделал это, как баран, но Стар была тем, перед кем я отважился обнажать свою душу.

Она серьезно меня выслушала. Когда я выдохся, она тихо сказала:

– Мой Герой, как вы поняли, я не знаю Америки. Но судя по тому, что говорит мне Руфо, ваша культура единственная в своем роде среди всех Вселенных.

– Ну, конечно, понимаю, что в США плохо разбираются в таких вещах, не так, как во Франции.

– Франция! – Она величественно пожала плечами. – «Латиняне вшивые любовники». Я где-то это слышала, и свидетельствую, что это верно. Оскар, насколько мне известно, из всех полуцивилизованных культур ваша – единственная, в которой любовь не считается величайшим искусством и не изучается со всей серьезностью, которой она заслуживает.

– Ты имеешь в виду то, как ею занимаются здесь. Фью! «Слишком хорошо для простых людей!»

– Нет, я НЕ имею в виду то, как здесь ею заниматься. Она заговорила по-английски:

– Как я ни люблю наших здешних друзей, но культура эта – варварская и искусства их – варварские. Нет, в своем роде здесь хорошее искусство, очень хорошее; у них честный подход. Но если нам удастся выжить, после того как нашим заботам придет конец, я хочу, чтобы вы попутешествовали по Вселенной. Вы увидите, что я имела в виду.

Она встала, собрав простыню в подобие тоги.

– Я рада, что вы довольны, мой Герой. Я горжусь вами. Я полежал еще немножко, обдумывая все, что она сказала. «Высочайшее искусство» – а там, дома, мы его даже не изучали, не говоря уже о том, чтобы сделать какую-нибудь попытку его преподавания. На балет уходят многие годы. Да и, например, петь в Мет [55] не нанимают только из-за одного громкого голоса.

Почему «любовь» должна классифицироваться как «инстинкт»? Конечно, аппетит к сексу – это инстинкт – но разве обычный аппетит сделал какого-нибудь обжору гурманом, любую кухарку Кордо Блё [56]? Черт возьми, да чтобы стать даже кухаркой, надо же УЧИТЬСЯ.

Я вышел из парной, насвистывая «Все лучшее в жизни дается бесплатно». Потом вдруг оборвал песню, ощутив внезапную жалость ко всем своим бедным, несчастным соотечественникам, лишенным своего кровного права самым громадным надувательством в истории.

В миле от дома Доралец пожелал нам доброго пути, обняв меня, поцеловав Стар и взъерошив ей волосы; потом он и весь его эскорт обнажили оружие и отдавали нам честь, пока мы не скрылись за следующим подъемом. Мы со Стар правили колено в колено, а Руфо храпел позади нас.

Я посмотрел на нее; уголок ее рта дергался. Она поймала мой взгляд и благовоспитанно сказала:

– Доброе утро, милорд.

– Доброе утро, миледи. Хорошо ли вы почивали?

– Очень хорошо. Благодарю вас, милорд. А вы?

– Тоже хорошо. Спасибо.

– Вот как? «Что за странная штука, которую собака сделала ночью?»

– «Собака ничего не сделала ночью, вот в чем странная штука», – ответил я с невозмутимым видом.

– В самом деле? Такая-то веселая собака? А кто тогда был тот рыцарь, которого я в прошлый раз видела с леди?

Внезапно она ухмыльнулась, шлепнула меня по бедру и завопила партию хора из «Дочери Рейли». Вита Бревис [57] зафыркала; Арс Лонга навострила уши и укоризненно оглянулась.

– Кончай, – сказал я, – ты шокируешь лошадей.

– Они не лошади, и шокировать их нельзя. Вы видели, как они это делают, милорд? Невзирая на все свои ноги? Сначала…

– Придержи язык! Раз уж сама не леди, так хоть Арс Лонга пожалей.

– Я же предупреждала, что я шлюха. Сначала она залезает на…

– Видел я это. Мьюри показалось, что меня это позабавит. Вместо этого у меня возник комплекс неполноценности, который не исчезал весь день.

– Осмелюсь не поверить, что это продолжалось ВЕСЬ день, милорд Герой. Давайте тогда споем о Рейли. Вы начинаете, я подхватываю.

– Ну – не слишком громко, мы разбудим Руфо.

– Только не его, он забальзамирован.

– Значит, ты разбудишь меня, что еще хуже. Стар, дорогая, когда и где был Руфо гробовщиком? И как он перебрался из того в это дело? Его с позором выкинули из города? Она была озадачена.

– Гробовщиком? Руфо? Только не Руфо.

– Он очень подробно рассказывал.

– Вот как? Милорд, у Руфо много недостатков. Но говорить правду не входит в их число. Более того, у нашего народа нет гробовщиков.

– Нет? Так что же вы делаете с остающимися трупами? Нельзя же оставлять их загромождать гостиную. Неаккуратно.